Чейзер [litres] - Вероника Мелан

На кресле приютился принесенный из супермаркета пакет, конфеты и бутылка так и остались нераспечатанными; глаза приклеились к переливающемуся камню, вокруг которого красивым обрамлением расположились буквы «М» и «А».

— Зачем нам это, Мак?

Прозвучало жалобно, неубедительно. Прозвучало коряво.

Лайзе хотелось закрыть глаза и отмотать день назад, переместиться туда, где все было хорошо — на яхту, под солнце, под безветрие и в безмятежность. Зачем эти осложнения? Они всегда ведут к разрывам, проводят черту, после которой назад уже не заступить.

Но он уже находился в ее прихожей.

Стоял с протянутой в руке коробочкой, в которой находилось то самое кольцо, что связывает мужчину и женщину в одно целое, в союз, где друг другу доверяют, где безоговорочно любят, где… все изменяется.

Слишком быстро.

Наверное, не быстро для него, но слишком быстро для нее. Она готова попробовать: встречаться, узнавать, дать им шанс, даже переехать, черт возьми, но чтобы вот так сразу? Ведь принимая кольцо, вверяешь человеку себя, доверяешь ему слепо, безоговорочно, до самого конца.

И вид Мака с протянутой рукой… Мака, которому не ответили, рвал ее на части.

— Зачем нам торопиться?

Она произнесла это как можно мягче, а он смотрел в ответ с болезненной открытостью и прямотой. Человек, который принял для себя решение.

— Я не думаю, что мы торопимся. Я узнал тебя достаточно и хочу, чтобы ты стала моей женщиной, Лайза. Я предлагаю тебе себя и все, что смогу дать.

Сердце зашлось от болезненной нежности.

— Но я не могу. Не могу пока ответить тебе «да». Слишком рано…

— Малыш… — Он шагнул к ней навстречу и заглянул прямо в глаза; от ласкового голоса Лайзе хотелось разреветься. — Я никогда не причиню тебе вреда. Почему ты отказываешь? Скажи мне, чего ты боишься? — И коснулся ее щеки пальцами.

Она глубоко втянула воздух. Говорить прямо о притаившихся в душе страхах? Ведь надо говорить прямо? Вот только поймет ли? Хорошо, она будет говорить начистоту, пусть это и сложно.

— Мы с тобой знакомы совсем недавно. Встретились случайно, понравились друг другу, ощутили притяжение, сблизились физически. Но не успели узнать, есть у нас какие-то другие общие интересы помимо постели.

— Есть, и очень много.

— Я пока вижу то, что привлекаю тебя внешне… — Объяснения давались с трудом, мысли путались, но Мак слушал не перебивая. — …Ты очень красивый мужчина, и у тебя… огромный сексуальный аппетит, но я боюсь, что настанет время, когда этого не хватит… и ты…

— Уйду «налево»? — Темные брови нахмурились, губы поджались. — Ты полагаешь, я предлагаю тебе кольцо для того, чтобы через месяц уйти «налево»? Не оценивай меня так низко, Лайза.

Она уперлась взглядом в угол комнаты и задержала дыхание. Как объяснить? Как?

— Ты давишь, Мак.

— Чем?

— Тем, что не даешь мне прийти к решениям самостоятельно.

— Тебя иногда требуется подталкивать, Лайза. Иначе ты будешь сомневаться годами.

— Но ты пытаешься решать за меня. Надень я твое кольцо, и ты всю жизнь будешь решать за меня.

— Не за тебя, а для нас. Чувствуешь разницу? — произнес он тихо. — Доверяться своему мужчине — это нормально.

— Я пока не могу.

Он вздохнул. Тяжело, протяжно. В глазах застыла тень разочарования; тускло поблескивало в коробочке никем не принятое кольцо.

Мак приподнял подбородок Лайзы, снова заставил посмотреть в глаза.

— Малыш, я не тиран и не ублюдок. И я умею ценить свою женщину. Если же ты вообще против каких-либо уз, тогда скажи мне об этом.

Тишину скрадывал колотящийся в окна дождь; ее все сильнее захлестывало чувство беспомощности.

— Я не против… просто всегда думала, что будет немного иначе.

— Как?

Жесткий вопрос. Она почувствовала, как Чейзер внутренне подобрался, приготовился слушать, спорить, защищать, убеждать, а она все больше ненавидела себя за нерешительность и скопившийся в душе страх.

— Я всегда представляла, что сойдусь с человеком, чей характер мягче… кем-то сговорчивым…

— Размазней.

Как едко сказано.

— …понимающим…

— Я понимающий.

— …с нормальной профессией…

— Не убийцей?

В комнате повисла тишина. Та самая — нездоровая, плохая, — когда вылетело слово-ошибка; в зеленовато-коричневых глазах появилась гладь, такая же ровная и холодная, как поверхность могильной плиты.

Лайза запаниковала.

— Нет-нет… слышишь? Я не это имела в виду! Не это!!!

Попыталась коснуться Чейзера и уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, объяснить, поправиться, но тот отнял руку. Сделал шаг назад, поджал губы, несколько секунд молча смотрел на коробочку с кольцом, затем захлопнул ее.

Поднял глаза, но взглянул не на Лайзу, а куда-то за окно, туда, где изливался на город ливень.

— Хорошо. Я понял. Ты считаешь меня кобелем, неспособным жить с одной женщиной…

— Мак!

— Не перебивай! — хлестнул словами жестко, сам заметил непреклонность тона и невесело усмехнулся. — Да, точно, доминантом, который задавит все живое в доме. И, конечно, убийцей. В чем ты права.

Тишина. Поганая давящая тишина. Холодная и сырая, как воздух камеры-одиночки в подземелье.

— Что ж. Я понял.

Ей казалось, что пол рушится и уходит куда-то вниз. Что она стоит на пятачке, а вокруг куски земли срываются в образовавшиеся под ногами гигантские трещины. Мир вокруг завращался, горло сдавило от подступающих спазмов; Лайзе казалось, что она потеряла равновесие и сейчас упадет.

— Мак, пожалуйста! — Он отступил назад; она попыталась ухватиться за его куртку. — Пожалуйста, не уходи! Не вот так! Давай, я перееду!

Грустная разочарованная улыбка в ответ; его рука разжала ее пальцы — ткань выскользнула.

— Все хорошо. — Еще один шаг к двери. — Не нужно подачек, принцесса. Я не тот, кто их принимает.

Она почти задохнулась от боли. Уходит… он уходит… он уходит… Создатель, помоги, сделай что-нибудь… Позволь нам понять друг друга, верни все назад!

— Тебе нужно время. Пусть у тебя будет время.

То были последние сказанные слова перед тем, как дверь закрылась.

«Пусть у тебя будет столько времени, сколько ты хочешь. Все время мира. Но уже без меня», — витало в воздухе.

Лайза не выдержала, сделала глубокий вдох, от которого судорогой свело грудь, а затем опустилась на пол, невидящими глазами посмотрела на дверь и разрыдалась так горько, как рыдают только когда умирает кто-то очень близкий.

Он мог бы попытаться согнуть себя и стать мягче. Хотя, был ли он жестким? Мог бы клятвенно заверять, что будет верен только ей, но грош цена словам, когда отсутствует доверие. А оно рождается и взращивается взаимно.